Госсоветник РТ:Тимур Акулов многое сделал для укрепления связей Татарстана с зарубежными странами. Прощание с Тимуром Акуловым: «Это был первый дипломат Татарстана – Как решался кадровый вопрос
Янгиюль , Ташкентская область , УзССР , СССР
Тимур Юрьевич Акулов (род. 25 декабря , Янгиюль) - российский государственный и политический деятель. Депутат Государственной думы Федерального собрания Российской Федерации VI созыва с 19 июля 2012 года от Республики Татарстан (фракция «Единая Россия »), член комитета по обороне в российском Парламенте. Ранее занимал различные посты Администрации Татарстана.
Напишите отзыв о статье "Акулов, Тимур Юрьевич"
Ссылки
- . Государственная Дума . Проверено 12 июня 2015.
- . Комитет Государственной Думы по обороне. Проверено 12 июня 2015.
- . Фракция «Единой России» в Государственной думе . Проверено 12 июня 2015.
- . Региональное отделение партии «Единая Россия » Республики Татарстан. Проверено 12 июня 2015.
- . Официальный Татарстан. Проверено 12 июня 2015.
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Акулов, Тимур Юрьевич
– Вторая линия… Написал? – продолжал он, диктуя писарю, – Киевский гренадерский, Подольский…– Не поспеешь, ваше высокоблагородие, – отвечал писарь непочтительно и сердито, оглядываясь на Козловского.
Из за двери слышен был в это время оживленно недовольный голос Кутузова, перебиваемый другим, незнакомым голосом. По звуку этих голосов, по невниманию, с которым взглянул на него Козловский, по непочтительности измученного писаря, по тому, что писарь и Козловский сидели так близко от главнокомандующего на полу около кадушки,и по тому, что казаки, державшие лошадей, смеялись громко под окном дома, – по всему этому князь Андрей чувствовал, что должно было случиться что нибудь важное и несчастливое.
Князь Андрей настоятельно обратился к Козловскому с вопросами.
– Сейчас, князь, – сказал Козловский. – Диспозиция Багратиону.
– А капитуляция?
– Никакой нет; сделаны распоряжения к сражению.
Князь Андрей направился к двери, из за которой слышны были голоса. Но в то время, как он хотел отворить дверь, голоса в комнате замолкли, дверь сама отворилась, и Кутузов, с своим орлиным носом на пухлом лице, показался на пороге.
Князь Андрей стоял прямо против Кутузова; но по выражению единственного зрячего глаза главнокомандующего видно было, что мысль и забота так сильно занимали его, что как будто застилали ему зрение. Он прямо смотрел на лицо своего адъютанта и не узнавал его.
– Ну, что, кончил? – обратился он к Козловскому.
– Сию секунду, ваше высокопревосходительство.
Багратион, невысокий, с восточным типом твердого и неподвижного лица, сухой, еще не старый человек, вышел за главнокомандующим.
– Честь имею явиться, – повторил довольно громко князь Андрей, подавая конверт.
– А, из Вены? Хорошо. После, после!
Кутузов вышел с Багратионом на крыльцо.
– Ну, князь, прощай, – сказал он Багратиону. – Христос с тобой. Благословляю тебя на великий подвиг.
Лицо Кутузова неожиданно смягчилось, и слезы показались в его глазах. Он притянул к себе левою рукой Багратиона, а правой, на которой было кольцо, видимо привычным жестом перекрестил его и подставил ему пухлую щеку, вместо которой Багратион поцеловал его в шею.
– Христос с тобой! – повторил Кутузов и подошел к коляске. – Садись со мной, – сказал он Болконскому.
О Тимуре Акулове почти ничего в последнее время не говорили. Несколько лет назад его имя упоминалось в прессе, но косвенно. Из-за скандала с сыном.
Тимура Акулова называли министром иностранных дел Татарстана. Как и положено дипработнику, в его биографии много тайн
В октябре 2015 года Надира Акулова осудили на пять лет, и фамилию осужденного журналисты сопровождали словами: «сын бывшего руководителя департамента внешних связей Татарстана и депутата Госдумы». Вчера Тимур Юрьевич Акулов скончался, ему было всего 66 лет. В определенном смысле, это возраст расцвета для профессиональных политиков, но карьера Акулова, по сути, закончилась давно. Наверное, с уходом его патрона Минтимера Шаймиева.
По долгу службы - в Йемен
Тимур Акулов родился 25 апреля 1953 года, почти через два месяца после смерти Сталина в городе Янги-Юль Ташкентской области. В Узбекистане в то время жили много татар. Их направляли в Среднюю Азию как высоко квалифицированных специалистов помогать этнически близким братьям-узбекам строить социализм.
Фамилия Акулов происходит не от слова Акула, конечно. Скорее всего, это производное тюркоязычного имени Аккул, встречающееся в прошлом у башкир и татар в значении «чистые помыслы, чистая душа». В биографии нашего героя очень много мест, которые надо уметь читать между строк. После армии молодой Тимур работал судовым слесарем Балтийского завода имени Орджоникидзе в Ленинграде. Затем была учёба в Ленинградском университете, который он закончил в 1979 году с отличием по специальности «востоковед-историк». Этот же вуз, но другой факультет в 1975 году закончил юрист Владимир Путин, с которым у Акулова много общего в деталях биографий.
К концу учёбы у Акулова идеальный послужной список: служил в Вооружённых Силах, был рабочим, закончил вуз с красным дипломом, представляет национальные кадры. Таких принимали в КПСС, приняли и Акулова. Партия делала людей профессионалами, вспоминал он много лет спустя.
Сразу после учёбы его отправляют в Йемен военным переводчиком. Как раз в год как он окончил учёбу, Народно-Демократическая Республика Йемен заключила Договор о дружбе и сотрудничестве с Советским Союзом, и в далекую арабскую страну поехали тысячи советских специалистов.
Южный Йемен (была ещё и воюющая с ним Йеменская Арабская Республика) постепенно входил в орбиту СССР, пока зависимость от Москвы не стала тотальной. СССР вкладывал гигантские ресурсы в эту беднейшую, но стратегически важную страну на Ближнем Востоке и взамен требовал от руководства Йемена полного подчинения. Сам Акулов вспоминал начало службы в Йемене как-то буднично, будто не хотел сказать лишнее: «Военных переводчиков тогда готовил специальный институт в Москве, но их не хватало - ведь сотрудничество с арабскими странами было интенсивным. А потому задействовали и гражданских переводчиков. Просто-напросто присваивали воинское звание „лейтенант“ (военная кафедра у нас была), и призывали на два года. После двух лет в Йемене меня попросили продлить контракт ещё на год. Было предложение работать и дальше, но семья приняла решение, что военная служба не для нас».
Военный переводчик - специальность, под которой почти всегда работали сотрудники ГРУ или КГБ. Запомним это.
В 1982 году Акулов вернулся в Союз на должность сотрудника научной библиотеки Казанского университета, затем ассистента КГУ. Должность типичная для попавших в резерв сотрудников «конторы». Владимир Путин, который старше Акулова всего на полгода и служил резидентуре КГБ в социалистической Германии, после возвращения в СССР тоже был пристроен «конторой» в Ленинградский университет советником ректора.
В середине 80-х Акулова снова командируют в Йемен. В его первой официальной биографии, изданной в 1996 году, указано, что с 1983 года он работал на должности атташе посольства СССР. Обычно это должность кадровых сотрудников внешней разведки КГБ или военной разведки ГРУ. Наш герой начинал как переводчик Минобороны СССР, возможно, он так и продолжал работать по линии военной разведки, а может быть перешёл на работу в Комитет госбезопасности. Проверить эти данные без специального доступа нельзя, а сам Акулов никогда не говорил на эту тему.
Официально до 1991 года он жил в городе Аден и работал преподавателем научного коммунизма в институте социальных наук. Сам Акулов вспоминал эту свою официальную должность с нескрываемой иронией: «Я работал преподавателем в Институте социальных наук - преподавал там, извините, научный коммунизм… » Это словечко «извините» очень много говорит о его настоящей работе. Один раз он, впрочем, проговорился и назвал свое место работы «специальным институтом». Настоящая работа Акулова проходила по линии Международного отдела ЦК КПСС, который был особой советской внешней спецслужбой. Он был прикреплен к генеральному секретарю Йеменской социалистической партии Али Насер Мухаммеду. После государственного переворота 1986 года пост генсека занял Али Салем аль-Бейд, но окружение свергнутого руководителя менять не стал: Акулов работал у него тоже. И Муххамеда и аль-Бейда наш герой сопровождал при их частых визитах в СССР.
К распаду Советского Союза Акулов - это молодой офицер разведки и дипломат, по образованию военный переводчик и арабист, прошедший особую службу близкую к государственному руководству Йемена. В общем профессионал высокого класса без работы, потому что страна на которую он работал прекратила существование.
Акулов никогда не говорил о своём воинском звании, начинал-то он лейтенантом. Служба за рубежом закончилась в 1991 году, когда ему было 38 лет, а это с учётом работы, которую он выполнял, как минимум полковник. 39-летний Путин в 1991-м был подполковником.
Из преподавателя «научного коммунизма» страны проигравшего коммунизма в советники Шаймиева
Из Йемена Акулов вернулся в Казанский университет на унылую должность преподавателя научного коммунизма - в страну, которая только что от коммунизма отказалась. Но очень быстро наш герой стал советником недавно избранного президента Татарстана Минтимера Шаймиева. «Случайно вышел из главного здания университета, стоял с кем-то, разговаривал, - вспоминал Акулов в интервью изданию «Реальное время». - Проходит мимо Василий Николаевич Лихачев. Я же не знал, что он уже вице-президент Татарстана. Ну оторвался от реальной жизни. А мы с ним были знакомы также по университету. Он поздоровался, спрашивает: «Ты что, вернулся? Ну, зайди ко мне», - садится в «Волгу» и уезжает. Я своему товарищу, с которым стоял, говорю: «А это что такое было?» Он говорит: «Ты что? Он же вице-президент». На следующий день Акулов пришёл на приём к Лихачеву, тот его проводил в кабинет к Шаймиеву, и президент Татарстана после часовой беседы назначил Акулова своим советником по международным вопросам. Вся эта история очень сильно напоминает довольно известный эпизод, как Путин пришёл на должность помощника председателя Ленсовета и будущего мэра Петербурга Анатолия Собчака и тоже по международным вопросам.
Наверное, когда-то историки напишут книгу, как бывшие сотрудники советских спецслужб командировались на работу к лидерам новой демократической России. У Ельцина был Коржаков, у Собчака Путин, у Шаймиева Акулов.
На должности советника президента Акулов работал с размахом. После распада Союза Татарстан получил полную свободу действий и начал ткать свою собственную политическую матрицу. Акулов по старым контактам в Москве быстро организовал встречи Шаймиева сначала с послами арабских государств, а затем вывел президента на международный уровень, организовав встречу с руководителем Турции Тургутом Озалом и премьер-министром Сулейманом Демирелем. Конечно, сейчас трудно представить эффект от этих визитов. Но тогда встреча бывшего секретаря обкома с руководством иностранного государства была как взрыв бомбы - ничего подобного в истории Казани не было с 1552 года.
«На моих глазах рос Шаймиев, - вспоминал Акулов. - На начальном этапе он был, да, действительно, первым секретарем обкома. Ждал указаний, может быть - я не знаю, - указаний из Москвы, что-то такое. А потом своя позиция у него уже сформировалась».
Два арабиста: Примаков и Акулов, и связи с Саддамом
В 1996 году министра иностранных дел Андрея Козырева сменил директор службы внешней разведки Евгений Примаков. Как и Акулов, он был арабистом, и у двух давних знакомых по работе сложились прекрасные отношения. Если при Козыреве Акулов работал в обход российского МИДа, который просто ставили перед фактом об очередных иностранных контактах Татарстана, то с Примаковым работа пошла серьёзная.
В середине 90-х Акулова уже неофициально называли министром иностранных дел Татарстана. Он рассказывал, что звонил в МИД и говорил: «Ребята, мы приняли вот такое решение». Единственное, что Примаков требовал Акулова: «Ты докладывай, что вы там делаете. Не партизаньте больше». Какие доклады делал Акулов, какие задания и советы получал от Примакова, мы не узнаем ещё долго. Но стратегический союз двух политиков - Шаймиева и Примакова начал складываться уже тогда и окончательно сложился в 1999 году.
Именно Евгений Примаков планировал назначить Акулова послом России в Ирак за пять лет до вторжения туда американцев. У Татарстана в середине 90-х, действительно, сложились очень хорошие отношения с Саддамом Хусейном. Шаймиевские люди, и Акулов и, например, Равиль Муратов, имели личные аудиенции с иракским диктатором. Но с работой посла в Багдаде у Акулова не сложилось. Борис Ельцин весной 1998 года отправил Примакова в отставку и назначил на правительство 35-летнего Сергея Кириенко.
Татарстан быстро входил во вкус. «Мы планировали как минимум на два года вперёд. Визиты президента начинали готовить за 6–8 месяцев. Каждый визит президента. Я практически 20 лет в самолете прожил», - вспоминал Акулов уже после отставки.
В 2010 году Шаймиев ушел с поста президента. С Миннихановым Акулов проработал только год и ушёл вслед за своим патроном. Он не скрывал своего разочарования, что на его место руководителя Департамента внешних связей пришёл молодой и мало что знающий Искандер Муфлиханов. Впрочем, преемник Акулова быстро вылетел с этой работы.
Профессионал и друг Хакимова
Положение Акулова в системе власти Татарстана было несколько отстраненным, что, возможно, не дало ему сделать более успешную карьеру и стать премьер-министром Татарстана, например. Акулов не входил в кланы и семейства, а руководство ценило за профессионализм и только.
Единственный человек, с которым у него сложились дружеские отношения во власти, был интеллигент, сын поэта и такой же, как наш герой, советник президента Шаймиева Рафаэль Хакимов.
После отставки Акулову предложили работать в Госдуме. Для Татарстана работа в парламенте, это чаще завершающий этап карьеры. В новый созыв парламента Акулов уже не попал, его мучала онкологическая болезнь, которая в итоге и лишила его жизни.
Люди склада Акулова никогда не пишут мемуары, нам остаётся только читать между строк об их работе.
Акулов Тимур Юрьевич , депутат Государственной Думы шестого созыва (2012-2016) , бывший помощник Президента Республики Татарстан.
Образование
С 1974 по 1979 год обучался в Ленинградском государственном университете, на Восточном факультете по специальности - востоковед-историк.Свободно владеет арабским, английским и узбекским языками.
Профессиональная деятельность
В 1970 году работал в колхозе им. Калинина Янгиюльского района Ташкентской обл. Узбекской ССР.
Служил в Армии.
Работал судовым слесарем-монтажником Балтийского завода в Ленинграде.
С 1979 по 1982 год работал военным переводчиком в Народно-Демократической Республике Йемен.
С 1982 по 1983 год - сотрудник научной библиотеки.
С 1983 по 1991 год - ассистент Казанского государственного университета.
С 1988 по 1991 год - преподаватель института социальных наук Йеменской республики, г.Аден.
С 1991 по 1994 год - советник Президента Республики Татарстан по международным вопросам.
В 1994 году - государственный советник при Президенте Республики Татарстан по международным вопросам.
В 1995 году - директор Департамента внешних связей Президента Республики Татарстан - Государственным советником при Президенте Республики Татарстан по международным вопросам.
В марте 2010 года - директор Департамента внешних связей Президента Республики Татарстан - помощник Президента Республики Татарстан по международным вопросам.
В марте 2011 года - помощник Президента Республики Татарстан.
В июне 2012 года - был избран депутатом Государственной Думы шестого созыва (вместо ).
Член фракции «Единая Россия».
Член Правительственной комиссии по делам соотечественников за рубежом.
Член Консультативного совета субъектов Российской Федерации по международным и внешнеэкономическим связям при МИД Российской Федерации.
Награжден орденом Почета и медалями.
Увлекается садоводством.
Женат, имеет двоих сыновей, внучку.
Дополнительная информация
Декларации о доходах:
Антикоррупционная декларация 2012
2 004 596,95 руб.
Супруг(а): 262 843,23 руб.
Недвижимое имущество
дачный, 1497.0 кв. м
дачный, 2649.0 кв. м
Жилой дом, 211.0 кв. м
Квартира, 47.5 кв. м, долевая собственность 0.3333
Квартира, 103.5 кв. м (безвозмездное пользование)
Фото: Ильнар Тухбатов, Михаил Козловский (архив пресс-службы Президента Республики Татарстан)
В 90-е годы Татарстан в новых условиях выстраивал внешние связи с зарубежными странами. Деятельность в непривычных экономических и политических условиях требовала нестандартных подходов и смелых решений. Одним из тех, кто стоял у истоков этого направления работы в руководстве республики, был Тимур Акулов.
Молодой арабист, недавно вернувшийся из командировки на Ближний Восток, в 1991 году стал советником первого Президента Татарстана Минтимера Шаймиева по международным вопросам, а в 1995-м возглавил Департамент внешних связей Аппарата Президента РТ. Сегодня Тимуру Акулову исполняется 65 лет. О зарубежных визитах Шаймиева, знаковых встречах, поездках в Афганистан и переговорах с талибами Тимур Юрьевич рассказал в интервью ИА «Татар-информ».
Чем больше «напартизаните», тем больше у вас будет возможностей сдать какие-то позиции
– Тимур Юрьевич, как в 90-е годы выстраивались внешние связи Республики Татарстан. Как развивался этот процесс?
– Процесс, конечно, был интересный. Во-первых, я расскажу, как вообще попал в эту систему. Я работал в Йемене, преподавал в Институте научного социализма для членов местной социалистической партии. И в 1991 году приехал в отпуск, сказали, что надо будет потом еще на два года съездить. В принципе, я согласился, потому что условия работы были приличными. Я приехал в Союз, а потом начались августовские события, все развалилось. И непонятно было, чем заниматься, что делать и что будет происходить дальше. То, что Советский Союз развалится, уже было понятно, так как были все признаки того, что его не будет как такового. А вот что будет с Россией? По какому пути она пойдет? Об этом никто не знал, тем более что тогда я на партийной работе здесь не работал, а работал преподавателем в университете. Я не знал наших партийных работников, я не знал наших хозяйственных работников, тем более я не знал, кто такой Шаймиев, не говоря уже о Мусине, об Усманове и прочих.
Получилось следующим образом. Я пошел обратно на кафедру, попросил заведующего кафедрой дать мне месяц, чтобы подготовить новый цикл лекций. Потому что те лекции, с которыми я работал в Йемене, здесь бы не прошли. Я начал готовиться и в это время совершенно случайно встретил Василия Николаевича Лихачева, который был вице-президентом Республики Татарстан в то время. Он подошел ко мне, так строго спросил: «Ты что, вернулся?» Я говорю – да, вернулся. «Ну, зайди ко мне», – ответил он. Я немножко удивился: такой же преподаватель, как и я, только юрфака, а не истфака, и вдруг – «Зайди ко мне». Потом вижу, как он садится в «Волгу» и уезжает. Я спрашиваю (рядом ребята стояли): «А это что такое?» «Ну ты что, он – вице-президент», – сказали мне.
Ладно, на следующий день я пришел к нему, и он мне начал говорить: «Положение меняется, мы будем заниматься международной деятельностью». Я говорю: «Василий Николаевич, какая международная деятельность?» В Советском Союзе помимо России Белоруссия и Украина были членами ООН, но ни одна из этих республик не могла ни шага сделать без МИД СССР. Все они выполняли только протокольные функции. «Нет, – говорит, – сейчас ситуация поменялась, давай подумай. Давай напиши, что ты считаешь возможным». Я на двух страничках написал, принес, отдал. Через три дня он меня вызывает и говорит: «Все нормально, будешь у меня референтом по международным вопросам». Я говорю: «Вася, а чего будем делать-то?» Он говорит: «Придумаем, зайди сначала к Шаймиеву».
Честно говоря, я первого секретаря обкома боялся, потому что у меня был период времени, когда я работал в международном отделе ЦК КПСС и сопровождал делегации арабских коммунистов по нашим регионам. Я видел многих наших секретарей обкомов и понимал, что это и кто это. Немножко в расстроенных чувствах я пошел. И вы знаете, что меня удивило? Я увидел другого человека: это не был типичный секретарь обкома. Это был нормальный человек, который по-человечески разговаривал. И вот мы с ним минут сорок, наверное, разговаривали – я даже не помню, о чем.
На следующий день пришел Василий Николаевич и говорит: «Иди в отдел кадров, напиши заявление». Я пошел в отдел кадров, написал заявление, что прошу принять меня референтом по международным вопросам к вице-президенту. Отдаю начальнику отдела кадров, а он говорит, что неправильно написано. Немножко перепугался: три года преподавал на арабском языке, подумал, что русский забыл и, наверное, ошибок наделал. Мне говорят: «Иди, сходи к Лихачеву». Я пришел к нему, а он говорит: «Конечно, неправильно написано. Шаймиев сказал, что ты пойдешь к нему советником». И вот так у меня началось.
А началось это очень интересно. Потому что действительно ни объема работы, ни каких-то полномочий, ни каких-то обязанностей у субъекта Федерации тогда не было по международной деятельности. И я никогда не называл дипломатией нашу работу. Это можно назвать парадипломатией, можно назвать народной дипломатией, но, скорее, это международная деятельность субъектов Федерации. Потому что дипломатия – это слишком большой круг вопросов, которые решаются в центре, за которые он отвечает и за которые не отвечают субъекты Федерации.
– С чего начались первые рабочие будни в новой должности?
– Я написал заявление, пришел, сел в кабинет, сижу день, два, читаю литературу и ничего не могу понять. А потом еще же момент какой – я не знаю, что происходит вообще в России. Каковы будут дальнейшие шаги федерального правительства? Каковы будут дальнейшие шаги МИД Российской Федерации? Каковы будут дальнейшие шаги зарубежных государств, которые с нами захотят сотрудничать? Мы можем выйти на сотрудничество с зарубежным государством, но с какими полномочиями? Что мы можем? В культурной области – да, понятно, это возможно, в образовании это возможно. Но самое главное в экономике – имеем ли мы право заниматься внешнеэкономической деятельностью? Никто этого пока не регламентировал, никакой законодательной базы, ничего нет.
В общем, посидел я две недели и потом уехал в Москву. Потому что у меня там были товарищи, с которыми я в международном отделе работал. Они еще действовали каким-то образом, Союз-то еще был. Я пришел, говорю: «Сереж, вот так и так». Он говорит: «Делай что хочешь, сейчас непонятно, что будет, поэтому чем больше ты будешь делать, тем лучше. Чем больше "напартизаните", тем больше у вас будет возможностей сдать какие-то позиции». И это, кстати говоря, очень помогло мне. А как же нам заманить каких-то иностранцев хотя бы? Иностранцев никаких же не было. Он говорит: «Ты знаешь, никто не поедет. Потому что все боятся Татарстана: "остров коммунизма", и вообще сепаратизм, и вообще все плохо в Татарстане. Поэтому я не думаю, что какой-нибудь посол согласится поехать». А потом сказал, что позавчера приехал новый посол Лиги арабских государств, господин Муханна Дорро. Я пошел к нему, мы с ним сели, попили чай, я ему рассказал про Татарстан: что происходит, как происходит, что мы думаем и вообще – как дальше будем жить. Он говорит: «Слушай, мне интересно, я к вам приеду». Я понимаю, что если я его завтра не отвезу, то через неделю он не приедет, потому что ему скажут – нечего делать в Татарстане. Я говорю: «Давай поехали завтра?» Он говорит: «Как завтра?» А я говорю: «Я один день подожду, и мы поедем вместе». И поехали.
И вот мы вместе приехали, показали ему Татарстан, показали, что происходит. Минтимер Шарипович рассказал вообще о позиции, которую занимает республика по отношению к тому, что происходит в стране. Ему, честно говоря, понравилось. Через неделю после отъезда он мне позвонил, говорит: «Приезжай, я собираю всех арабских послов у себя, расскажешь про Татарстан». И вот он собрал у себя там всех арабских послов. Я минут сорок рассказывал, и в конечном итоге выяснилось, что многие из них в принципе не возражают против того, чтобы работать с Татарстаном. Однако старая школа продолжала играть свою роль – надо было обязательно разрешение МИДа получить.
«За эти 20 лет мы посетили большое количество стран, и не было ни одной страны, где бы президента нашей республики не встречали первые лица»
– Как выстраивались отношения федеральными структурами, с МИД РФ?
– К сожалению, министром иностранных дел тогда был Андрей Козырев. Я бы сказал, что это был человек, который очень сильно навредил Российской Федерации. Он раздал практически всю недвижимость, которая принадлежала Советскому Союзу. Теперь мы вынуждены покупать те же самые здания, которые он когда-то раздал просто бесплатно.
Вопрос ведь состоял в чем на первом этапе? Мы должны были объяснить, что мы не собираемся уходить из Российской Федерации и никакого сепаратизма у нас нет. Нужно было объяснить, что самая главная задача, которую ставит перед собой Республика Татарстан, – это наладить экономические связи, которые были нарушены после развала Советского Союза. А вы прекрасно понимаете, все наши большие предприятия – КАМАЗ, авиационный завод, вертолетный – они ведь сильно зависят от комплектующих, которые поступают из других стран бывшего Советского Союза. Что-то надо было делать, и Шаймиев поставил задачу – нам надо восстановить связи, чтобы мы могли уже напрямую выходить своими предприятиями машиностроения без всяких советских министерских структур – предприятие на предприятие. Дипломатия как раз вот с этого и началась.
Мы начали ездить и налаживать связи со всеми государствами – и с Украиной, чтобы на наш вертолетный завод поставлять комплектующие, и с Прибалтикой, и с Узбекистаном, и со всеми остальными нашими бывшими республиками Советского Союза. Честно могу сказать, был такой период, когда они тоже плохо понимали, что происходит, и поэтому все шли навстречу. То есть никакого сопротивления я не чувствовал. После того как мы наладили экономические связи, уже встала задача установления и международных связей. То есть связей с международными организациями – и с ЮНЕСКО, и с ООН. Даже был такой момент – делегацию собрали и съездили в НАТО. Тогда командующим силами НАТО в Европе был генерал Шаликашвили. И когда мы туда приехали, все смотрели на нас и ничего не понимали – кто мы такие, откуда и что за татары? В общем, много было таких вещей, которые были малопонятны.
– С кем удалось выстроить связи на первых порах?
– Первым и, я считаю, прорывным визитом, который был совершен на дипломатическом уровне президентом нашей республики, стал визит в Турцию. Это тоже получилось совершенно спонтанно: кто-то посоветовал Минтимеру Шариповичу съездить в Турцию, может, что-то получится, хотя бы с ними завяжем какие-то отношения. Там я познакомился с советником Президента Турции. Я ведь тоже был советником президента, и поэтому, когда приехал в Турцию, попросил, чтобы со мной работал равный по рангу человек. Он оказался очень приличным человеком, мы с ним два дня посидели, поговорили. Потом он говорит: «Ладно, сиди, я не гарантирую, что Озал (Президент Турции) примет, но Демиреля, это премьер-министр, я попрошу, чтобы он принял Президента Татарстана».
А все это производилось скрытно, потому что я прекрасно понимал – если посол Российской Федерации будет знать об этом, то, конечно же, будут возражения с его стороны. Не тот уровень: президент страны и руководитель субъекта – это не равноценно. Поэтому от Чернышева, который был послом, мы скрывали это дело.
– Какой это год был?
– Это был 1993 год. И через день он вернулся из Анкары (я же в Стамбуле был) и сказал, что Демирель на 15 минут примет. Я радостный приехал домой, а мы как раз создавали совместное предприятие «Татурос», и нам надо было получить благословение турецкого руководства. Получилось так – мы прилетели в Турцию, Чернышев нас встретил, сходили к Демирелю, вместо 15 минут целый час просидели и проговорили. Потом выходим из зала: впереди идут Шаймиев, Демирель, Чернышев, я и советник идем сзади. Вдруг он меня за пиджак дергает и говорит: «Завтра вы улетаете в Стамбул, туда прилетит Озал, он хочет тоже встретиться, только никому не говори». Получилось так, что за эту поездку у нас прошли две встречи с лидерами Турецкого государства, и потом у нас с Турцией, помните, очень хорошие взаимоотношения наладились. Мы довольно долго тесно сотрудничали, да и сейчас продолжаем сотрудничать. Вот такая была первая прорывная поездка.
Потом мне было легче, потому что, когда я приезжал в любую страну, тот же самый Египет, то говорил, что надо встретиться Президенту Татарстана с Хосни Мубараком. Мне говорили: «Ты что?» А я говорил: «Ну и что? Озал встречался, а почему Мубарак не может встретиться?» Этот аргумент уже потом пошел на ура. Практически за эти 20 лет, которые я проработал в Шаймиевым, мы посетили большое количество стран, и не было ни одной страны, где бы президента нашей республики не встречали первые лица.
Был комичный случай – мы летели из Ирана после встречи и залетели в Азербайджан. Садимся на взлетно-посадочную полосу, Шаймиев говорит: «Ты смотри, что творится!» А там стоит почетный караул трех родов войск. Остановились, подошел Гейдар Алиев, они обнялись, пошли, сели в машину. Министр иностранных дел Гасан Гасанов говорит идти за ним, а Блохин (посол РФ в Азербайджане) начал возражать: «Вы не имеете права, это превышение полномочий, почему почетный караул? И скажите, пожалуйста, Алиеву, что российская сторона заявляет протест». Гасанов подошел к Президенту Азербайджана и рассказал, что заявил посол. Алиев ответил: «Скажи Блохину, что я хозяин, он мой гость. Как хочу, так и принимаю».
– Как прошла та встреча?
– Довольно успешно прошел этот визит. И у нас есть единственный межгосударственный документ – это договор между Татарстаном и Азербайджаном. Потому что мы не имеем права подписывать такие договоры с другими государствами. А получилось таким образом. У нас был подготовлен документ. Обычно я как делал: готовил соглашение или договор и присылал в МИД. А тогда в МИД уже появились приличные люди – Валентина Ивановна Матвиенко, Игорь Сергеевич Иванов, потом вот покойный Евгений Максимович Примаков. Довольно приличные люди, относившиеся с пониманием.
Как правило, эти документы я относил Валентине Матвиенко. Я приношу ей – она визирует. А тут были подписи вице-премьера Татарстана (Равиль Муратов тогда у нас занимал эту должность) и вице-премьера Азербайджана Аббаса Аббасова. И удивительная вещь: я показываю Блохину, говорю, что вот этот документ мы будем подписывать. Он говорит, что мы не имеем на это права. Я говорю, что здесь есть подписи Матвиенко, это и есть разрешение. Вы посол, она руководитель, вы обязаны подчиниться. Нет, говорит, что не имеем права и что если мы будем подписывать, он встанет и заявит протест в зале.
Мы опять пошли к нашим руководителям. Приходим, а они стоят, разговаривают. Ну, у них старые воспоминания о коммунистическом прошлом. «Минтимер, помнишь, я приезжал к тебе, там гаишник плохой был, который остановил все движение, я попросил, чтобы ты его снял, ты его снял?» – говорил Алиев. Вот такие разговоры. И заходит Гасан Гасанов, весь такой трясущийся, объясняет, что посол России предъявляет претензии, Шаймиев на меня повернулся сразу: «А ты не согласовал, что ли?» Я говорю, что согласовал, а посол возражает. Гейдар Алиевич посмотрел на Шаймиева и спросил, почему вице-премьеры подписывают: «Мы с тобой не люди, что ли? Давай мы подпишем». Тут я возразил, что делать так не имеем права. Это нарушение вообще всех международных норм, это получается межгосударственный договор. Практически получается, что вы признаете Татарстан как суверенное государство. Алиев спросил, почему я боюсь, – я ответил, что ничего не боюсь. Поинтересовался, боюсь ли того, что с работы могут снять. Ответил, что не знаю, но такое может быть. Поинтересовался, кто меня будет с работы снимать, а я ответил: «Шаймиев». Алиев спросил у Шаймиева, снимет ли он меня с работы, а тот ответил, что нет. Тогда Алиев сказал, чтобы мы пошли и переписали документ. Пошли, переписали. После этого надо было видеть посла.
Вот глупость – иногда дипломаты допускают такие ошибки, которые невозможно допускать. В принципе, дипломатия - это искусство сделать так, чтобы твои мысли стали мыслями того человека, с которым ты разговариваешь. То есть постепенно нужно повернуть разговор так, чтобы он пришел к этой мысли. Не ты навязал эту мысль, а он сам к ней пришел.
Санкции дают шанс Татарстану выйти на более высокий уровень по сравнению с другими субъектами
– Какой-то формы соглашения между субъектом Федерации и другим государством до сих пор еще не выработано?
– Нет, все уже есть. Уже есть законы: есть и наши, и федеральные законы, которые регламентируют подписание документов. А отдавал я документы в МИД еще вот почему. Хорошо, мы подпишем какую-то бумагу, какой-то документ с какой-то страной, но при этом мы же не знаем – у Российской Федерации как у федеративного государства могут быть другие обязательства перед этой страной или третьими странами, которые могут противоречить нашему соглашению. Чтобы этого не происходило, надо обязательно (как при марксизме-ленинизме – «три источника, три составных части») посмотреть во все стороны и обезопасить себя со всех сторон. В противном случае можно наделать столько ошибок, что потом придется долго-долго исправлять и долго-долго извиняться.
– Какова роль региона в сглаживании конфликтов с другими регионами?
– У меня есть некоторое сомнение в термине «регион». Регион – это что-то большее, чем субъект Федерации. У нас пока субъекты Федерации. А то как Жириновский предлагал – семь субъектов в один регион объединим и тогда будем говорить о регионах. Особенно в нынешних условиях субъекты Федерации играют очень большую роль, потому что инвесторы, которым запрещено работать с Российской Федерацией в целом, в принципе имеют право работать с субъектами РФ. Поэтому надо сейчас как можно интенсивнее использовать этот момент и привлекать инвесторов.
Я очень рад за наш Татарстан, каждый раз смотрю телевизор и каждый раз радуюсь: открываются предприятия, Елабужская особая экономическая зона работает, Менделеевский завод работает – все работает, все заряжается. И пока эти санкции есть – конечно, грешно так говорить, но что делать – я думаю, что это дает шанс Татарстану выйти на более высокий уровень по сравнению с другими субъектами. Но для этого надо, еще раз говорю, готовить очень грамотные технико-экономические обоснования любого проекта. Если мы готовим неправильно, это сразу видно.
Иногда бывало такое – приезжает какой-нибудь инвестор потенциальный и ему начинают говорить: «Давайте вот так, так, так». Он изучает, а утром я прихожу на завтрак, он говорит: «Ладно, я ничего не буду делать, я поехал». Спрашиваю, почему. А потому, объясняет, что в нашем проекте написано, что мы все своруем. То есть они видят всё. И поэтому любое неправильное движение, любая какая-то неточность, даже слово перепутанное могут сказаться.
Был случай такой. В Советском Союзе принимали военную делегацию из Кувейта. В том числе показали им зоопарк. Потом наши поехали к ним, и министр обороны Кувейта сказал: «Слушай, я бы купил белого медведя». А на арабском языке «дэб» – медведь, «добаба» – это танк. Переводчик, видимо, или устал, или еще что-то, и перевел, что они хотят купить белые танки. Наши интересуются, зачем им белые танки. Он говорит, что не знает, – его просят переспросить. Военный из Кувейта опять говорит, что приобрел бы белого медведя. Переводчик повторил: «Вот видите – белые танки». Многое зависит от перевода.
Я на всю жизнь запомнил, как много значит работа переводчика. Когда Шаймиев с визитом находился в Америке, в школе Кеннеди Стэндфордского университета, там студенты пришли на его лекцию. Переводчик был настолько классный, что не переводил слова, а переводил смысл того, что Шаймиев хотел сказать. И когда через десять минут уже на лестницах стали сидеть студенты и слушать его, то это для меня было торжество разума человеческого. Я смотрю, как переводчик рассказывает, он отсебятину не несет, а просто чисто и красиво на американском английском с пониманием американского менталитета переводит, что говорит Шаймиев. И вот аплодисменты после выступления были для меня самой большой гордостью. Этого переводчика я запомнил на всю жизнь – это очень здорово.
– Во время визитов Шаймиева в арабские страны вы выступали переводчиком?
– Когда никого рядом не было, я переводил Шаймиеву, но обычно был переводчик.
«Меня всю жизнь ругали руководители аппарата, почему я не провожу совещаний»
– Расскажите о структуре департамента, которым вы руководили. И насколько сейчас отличается соответствующая деятельность?
– Время идет, все меняется, меняются реальности, меняется жизнь, меняется отношение к тому или иному событию, меняются подходы. И говорить, что один департамент, созданный в 1996 году, таким и должен оставаться, считаю, не совсем правильно. Департамент создан для обеспечения деятельности Президента Республики Татарстан. Когда он создавался, мы практически обеспечивали деятельность и президента, и премьер-министра, и мэра, и всех остальных. Тогда действительно такая нужда была: не было специалистов – раз, второе – никто не знал, каковы задачи и как их решать, здесь необходимо было не ошибаться. И чтобы не ошибаться, мы, конечно, пошли по такому пути, что создали Департамент внешних связей.
До 96-го года я был советником, а потом почувствовал, что просто физически не вытаскиваю. Один раз посчитал, выяснилось, что я в году 176 дней был в командировке – какая это работа? Поэтому посоветовались и решили создать Департамент внешних связей. Было предположение – давайте Министерство внешних связей создадим. Я говорю – знаете, у американцев департамент, и у нас тоже пусть будет департамент. Зачем нам злить, зачем нам доставлять неудовольствие или давать возможность для спекуляций кому-то в Москве – у них Министерство иностранных дел, иностранными делами занимаются... Все надо учитывать. А так, скромно – Департамент внешних связей. И все прекрасно понимали. А при поездках за границей меня никто директором департамента не называл, меня называли министром.
– Как решался кадровый вопрос?
– Я считаю, что это моя самая большая успешная работа. Потому что я никогда не брал на работу кого-то. Вот рекомендуют: «Эээ, эйбет малай. Татарча сойлеше? Русча сойлеше? Инглишчэ сойлеше? Юк, киряге юк!» И всё. И на этом закончилось. Я обычно как делал? Приходил человек, я с ним беседовал и потом ставил условия: полгода он работает, и если не получается, то мы с ним расстаемся без обид. И из многих кандидатов, я считаю, мне удалось набрать наиболее профессиональных 26 человек, которые могли все закрыть: и протокол, и дипломатическую деятельность, и по экономике могли, и сопровождать могли, и все что угодно. Ну, это большой труд.
Меня всю жизнь ругали руководители аппарата, почему я не провожу совещаний. Я никогда не проводил совещания. Я всегда говорил, что не могу проводить совещания по двум причинам. Во-первых, мне было жалко время людей. Двадцать шесть человек сидят, а я разговариваю с Рустемом и ставлю задачу только одному Рустему. Что остальным делать? Во-вторых, если я хочу кого-то пожурить и при всем коллективе начинаю на него наезжать – мне кажется, это не совсем правильно.
Поэтому я предпочитал делать так: приходил, записывал объем работы, который надо выполнить, и тех сотрудников, которых мне нужны, вызывал к себе. А потом одному из них говорил, чтобы втроем собрались и обсуждавшееся к завтрашнему дню было готово. И когда ко мне приходили и говорили, что это невозможно сделать, я говорил: «Это невозможно сделать, потому что ты не хочешь это делать. Нет вещей, которые невозможно сделать. Все задачи, которые ставятся перед человеком, осуществимы и их можно решить. Надо только решить для себя, что ты должен это сделать. А так, конечно, проще сказать, что этого нет, этот уехал. Это никого не волнует. Есть задача? Решай. Не можешь решить? Поможем». Бывает такое, что человек не хочет делать, тогда надо ему помочь. Но таких вещей, которые нельзя сделать, в дипломатии не бывает.
Отношения с МИД и воспоминания о Примакове
– Вы уже говорили о Евгении Максимовиче Примакове, который значительное время руководил МИД. Сказали, что до этого были сложности в отношениях с МИД, но позже отношения наладились. Могли бы об этом рассказать подробнее? Ведь сегодня получилось так, что работает Группа стратегического видения «Россия – Исламский мир», которая создавалась при вас и при Примакове.
– Группа эта, конечно же, нужна. Нужна она для того, чтобы люди приходили, обменивались мнениями и потом какие-то вещи выдавали на-гора. А что касается взаимоотношений с МИД, хочу поправить: у меня взаимоотношения в МИД плохие были с Козыревым. Потому что я не понимал этого человека и не воспринимал его. Как-то раз он давал интервью, и ему задали вопрос: какова дипломатическая линия международного поведения Российской Федерации? И он ответил, что мы идем в фарватере международной политики Соединенных Штатов Америки. Я взял и где-то брякнул в интервью, что не понимаю, как министр иностранных дел суверенного государства может говорить, что его государство идет в фарватере другого государства. После этого был дан приказ меня не пускать в МИД, и с мидовцами я встречался на Арбате: мы сидели в узбекском кафе, пили чай и разговаривали.
Второй раз он меня очень сильно подвел, когда были события в Кандагаре. В 1995 году я встречался с руководителем движения «Талибан» (признано террористическим и запрещено в России и многих других странах. – Р ед. ). Мулла Омар мне сказал, что Новый год наши ребята будут встречать дома. Он был человек чести, поэтому я ему поверил. Я приехал радостный и доложил. Андрей Козырев, недолго думая, в интервью заявил, что мы договорились – наши ребята будут встречать Новый год у себя дома и он сам лично поедет за ними. Я прилетаю в Афганистан, и ко мне такое отношение стало, как будто чужой человек приехал, а прежде очень хорошее отношение было. И я у начальника гарнизона спрашиваю, что случилось. Он ответил: «Ты знаешь, мулла Омар сказал, что раз министр иностранных дел пообещал приехать за летчиками, то когда он приедет, тогда их и отдадут». Через месяц уже Козырева сняли.
Я отвлекся, мы же говорили о Евгении Максимовиче. Я учился на восточном факультете Ленинградского университета, а практику проходил на радио в Москве. Евгений Максимович тогда был директором Института востоковедения, а я писал дипломную работу на довольно скандальную тему о ситуации в Палестине 1948 года. И у меня получалось так (по всем документам, которые я поднял), что Израиль как государство было создано Советским Союзом. Когда я пришел к руководителю и сказал, как у меня получается, тот ответил, чтобы я писал так, если хочу получить двойку. А тогда же советская политика была такая, что Израиль – созданное Соединенными Штатами Америки агрессивное государство. Что делать?
Я приехал в Москву, а редактор арабской редакции Беляев говорит: «Сходи к Максимычу, посоветуйся». Пришел к нему: я студент пятого курса, а он академик. Думал, что он сейчас скажет: «Да иди ты». А он принял, представляете? И мы с ним долго разговаривали, он мне сказал, что даже даст одну книгу на английском языке, только на три дня. Там написано, сколько пушек мы поставили, сколько гаубиц, сколько советских офицеров, которые прошли войну, уехали в Израиль воевать с арабами. Так что он сказал мне писать. Я ответил, что двойку получу. А он: «Двойку получишь – придешь ко мне работать». Удивительный человек был, мы потом с ним несколько раз общались. Надо иметь мужество в неопределенных условиях – в этой стране, с таким президентом – развернуть самолет, летевший в США, когда Югославию начали бомбить. Он же развернул самолет на свой страх и риск и улетел в знак протеста против бомбежки.
– По сути это было сменой вектора в нашей внешней политике. К этому шло уже.
– Нет, к этому не шло, потому что большинство оставалось тех же самых ельцинских приспешников. А вот то, что он взял на себя такую смелость, было, конечно, большим ударом для всей международной жизни. Особенно для американцев.
«Мне кажется, что американцы уничтожили Ливию совершенно специально, чтобы расшатать Европу»
– Мы так плавно перешли от региона к более масштабным вопросам международной политики. С учетом того, что вы в первую очередь арабист, хотелось бы узнать вашу оценку ситуации на Ближнем Востоке и в Сирии, деятельности нашей страны в этом регионе?
– Постараюсь сказать поинтеллигентнее. Куда только американцы не сунутся, везде начинается война, везде появляются жертвы, везде начинаются убийства, везде начинается беспорядок. Я так понимаю, что им просто все это надо. Чем им мешал Саддам Хусейн? Никакого там оружия не было. Я трижды был в Ираке, там ни химического оружия, ни какой-то серьезной угрозы не было. Но он держал страну и племена, он успокоил их. А Муаммар Каддафи? В арабском языке есть выражение «аль каед» – руководитель или командир. Когда мы с ним встретились, я к нему обратился «аль каед», а он на меня посмотрел и сказал: «Ля ана муш каед, ана муфаккер» – «Я не руководитель, я мыслитель».
Самое страшное – мне кажется, что американцы уничтожили Ливию совершенно специально, чтобы расшатать Европу. Потому что Ливия служила щитом между Черной Африкой и Европой. Муаммар Каддафи сдерживал нигерийцев, суданцев, алжирцев и всех остальных. Подкармливал, у него ведь деньги были, и он давал какие-то субсидии. Границы были укреплены. А теперь даже создается впечатление, что американцы специально разбомбили Ливию, чтобы расшатать Европу, и у них получилось.
А расшатывать Европу зачем? Чтобы сказать, что европейцы без них не справляются, и предложить им защиту за плату. Американцы ничего бесплатно не делают. Кувейт был освобожден от иракской агрессии уже больше 20 лет тому назад, но он до сих пор выплачивает долги Соединенным Штатам Америки. То же самое будет и с Сирией, то же самое будет с Ираком. В Ираке после первой войны была программа «Нефть в обмен на продовольствие». Я туда приезжаю, и мне иракцы говорят, что это грабеж. Американцы подгоняют свои танкеры, загружают бесплатно нефть и увозят. Грабители! Американцы – это страшное дело.
«Каждый раз я, как Шахерезада, приезжал и рассказывал им притчи про пуштунов»
– Вы уже говорили о том, что выезжали на переговоры с талибами в Афганистан. Можете вы подробнее об этом рассказать? Что нужно учитывать во время переговоров и простого общения с жителями Центральной Азии и Ближнего Востока?
– В данном случае я рад тому, что я востоковед, что я родился на Востоке и практически всю жизнь прожил на Востоке, на моей ментальности это тоже сказалось. Когда Шаймиев мне сказал, что наши ребята попали в беду, и спросил, поеду ли я, у меня первая мысль была – вот и все, я приеду, меня там арестуют и кинут туда же, куда и захваченных летчиков. Мы поехали, поехал еще представитель МИД Замир Кабулов, Габдулла хазрат [Галиуллин] тоже ездил.
Вот мы приехали, собралась шура (совет). На заседании шуры сразу нам сказали, что они (летчики. – Р ед. ) преступники, они привезли патроны, чтобы убивать их людей, и поэтому они заслуживают смертной казни. Кабулов пытался что-то говорить (а он на пушту хорошо говорит), они его даже не слушают. Все, разговор окончен, спасибо, до свидания. Я Кабулову сказал, чтобы мне слово дали. Кабулов говорит: «Тут министр иностранных дел Татарстана, дайте ему слово сказать». Я начал говорить по-русски, а они не слушают. Я перешел на арабский и говорю: «Вы все талибы, вы все изучаете священный Коран, давайте будем говорить на языке великого Корана». А я стопроцентно знал, что они не знают арабского языка, они знают, что в сурах написано, а смысла не понимают.
Они посидели немного. Потом вызвали министра иностранных дел, который знал арабский язык, и я все рассказал про Татарстан. Минут сорок рассказывал. Сказал, что Татарстан – это исламская республика. Потом напомнил хадисы пророка Мухаммеда (Салляллаху алейхи уа саллям). Сказал, что я хаджи, все сразу подошли, дотронулись до меня.
Но потом я их убил одной вещью: «Теперь, – говорю, – я буду вам рассказывать сказания пуштунов». А у пуштунов есть кодекс чести, о котором они даже не знали («Пуштунвалай». – Ред. ). Я в библиотеке нашел и изучил перед тем, как поехать. Рассказал им одну притчу. Они попросили еще. А я говорю, что следующую во второй приезд. И вот каждый раз я, как Шахерезада, приезжал и рассказывал им притчи про пуштунов. Когда я приезжал, они ребят даже приглашали за стол, резали барана.
Дипломатия – это такая вещь, что когда ты едешь на переговоры, никогда нельзя ехать пустым. В тупик заходит разговор: ни ты не можешь подвинуться, ни он не может подвинуться. Если ты начинаешь жать, это значит, что он здесь застолбится. Если он начинает жать, то будем стоять, как два быка, и ничего не получим. У меня всегда был хороший момент – я начинал разговаривать на другую тему. У каждого человека, с которым ты общаешься или собираешься общаться, есть свои увлечения. Кто-то собирает марки, кто-то собирает полевые цветы, кто-то увлекается соколиной охотой, кто-то увлекается рыбалкой, кто-то конями, кто-то еще чем-то. Всего этого в деталях знать невозможно. Но для того, чтобы заставить человека говорить на его любимую тему, достаточно знать совсем немного.
И вот когда в тупик заходил и чувствовал, что все – если дальше так, то, значит, ничего не получится, предлагал перерыв и начинал говорить на другую тему. На меня удивленно смотрят, а потом говорят. А у собеседника кипит, у него развязывается язык, у него появляется совершенно другое отношение к тебе, у него появляется совершенно другое отношение к тому, что ты говоришь. А постепенно потом уже можно спросить: «Перерыв или все-таки договоримся?» Тот выбирает договориться. И всё.
– Почему вы выбрали арабский язык? Чем был обоснован выбор молодого человека?
– Молодой человек – вообще странная личность. Я поехал из Узбекистана в Ленинград, потому что у меня там обе сестры учились. Мама была эвакуирована из Ленинграда с госпиталем в Узбекистан и хотела вернуться. Поэтому она сестер вернула, а потом мне сказала: закончишь службу в армии и тоже поедешь в Ленинград.
Я приехал. У меня срочная служба хорошо шла и довольно успешно, старшиной дивизиона был, и я приехал в форме, прямо бравый солдат Швейк, к старшей сестре. Встретились, обнялись, она у меня спросила, что дальше буду делать. Говорю, что всё, пойду в военное училище. А до этого я два раза уже поступал на восточный факультет Ленинградского университета и никак не мог поступить, потому что ничего не знал. Языки тем более. Какие языки в деревенской школе? И я ей говорю: «Все, к черту ваш восточный факультет, я пошел». Сестра говорит: «Я не хочу, чтобы у меня брат был военный». Я говорю: «Ты что, смотри, в газетах пишут, какой я хороший, и меня обещали поддержать, вот направление из части есть, часть будет оплачивать». На следующее утро она взяла меня и повела на восточный факультет. Я пришел туда.
А почему арабский – могу сказать. В восьмом классе мне мама подарила словарь Борисова русско-арабский. Зачем она мне его подарила, с какой целью? Ничего не говоря, просто привезла – вот тебе. И вот с этого времени пошло.
– Сегодня от того, что вы «напартизанили», много осталось?
– Знаете, и сегодня можно «партизанить», но с умом. Если не вредишь общей линии, то «партизань». Я вот помню, Валентина Матвиенко была директором Департамента МИД по связям с общественностью и парламентом. Я пришел представиться. Она на меня посмотрела и говорит: «Так, я знаю, что ты партизан. Делай, что хочешь, но если попадешься, я тебя повешу».
Обсудить ()
